Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова начинаешь думать о редкости жизни. Вся Солнечная система – газ, плазма и камень, за счастливым исключением нашей родной планеты и Венеры, где на границе адских холодов создалась пленочка жизни. Здесь, в холодном блеске равнодушных спектаклей мертвого, особенно чувствуешь случайность ее порождения. Миллионы чудес миллиарды раз должны были свершиться, чтоб сформировался какой-нибудь жучок, и мы до сих пор еще не знаем, чему нас могут научить тончайше сбалансированные структуры этого существа.
Через три часа тьма опять поглотила нас, я подозвал бельчонка – он ткнулся носом мне в руку. Да, недаром в эпоху Великих открытий в дальнее плавание обязательно брали собаку. Паруса она не могла убирать, но чему-то важному помогала. У человека разум, у животного другое, но без этого другого Земля и Вселенная были бы пустее, скучнее, безнадежнее. И вообще, развитие живого зависит, видимо, от живой среды, от того биохимического, электрорадиационного и в конечном счете нравственного обмена, который идет между различными видами существ…
А до конца нам осталось примерно восемь суток».
Андрей поежился в кресле. Вот так они и неслись тогда к гибели, пятьдесят лет назад. И думали о том, как уберечь жизнь. С Землей-то все в порядке. Последние капли нефти упали в моря и реки еще в 70-х годах. Начиная с 1980-го порча природы рассматривалась как тягчайшее преступление.
Но вот с Утренней Звездой не вышло.
Он огляделся. Солнце уже опустилось за хребет Эйнштейна, наступили светлые венерианские сумерки. Андрей повернул рычажок звукоискателя, опять в кабину донесся кашель слоночеров. То было одно из последних стад на планете. Теперь уже знали, что именно от одетых в броню гигантов зависит рост трав – слоночеры как-то оплодотворяли движущиеся растения, но только в том случае, если двигались сами. Но двигаться они перестали. И людям тоже не удавалось сдвинуть их с места. Ничем не приманишь и не испугаешь. Тут было иначе, чем на Земле. Слоночеры не имели болевого центра в мозгу и болевых рецепторов в организме – во всяком случае, ни того ни другого не удалось обнаружить. Пока трава была у них под ногами, они ее выедали, и все тут.
Андрей представил себе покинутые города – там, дальше, за облысевшими холмами. Пустыни, где еще при его родителях леса шелестели под солнцем. Теперь это был почти лунный пейзаж – пыль и камень. Возможно, люди еще придут, когда в отдаленном будущем истощатся сырьевые ресурсы Луны. Но уже не так, как пришли в конце XX века. Будут установлены колпаки – защита от жарких солнечных лучей и пылевых бурь. Машины пророют глубокие шахты к залежам марганца, никеля, меди. Венера сделается обогатительной фабрикой, но не станет сбывшейся мечтой о прекрасном.
Предчувствие беды опять охватило его.
Что такое? Откуда?
Может быть, ожидается действительно гигантское землетрясение. Одно, сильнейшее, было не так давно, но это не резон, чтоб второго не последовало сразу. Однако не то было ощущение. Обессиливающее, не мобилизующее. Андрей вспомнил, как отец рассказывал о том, какой непонятный ужас овладевал людьми перед появлением декабра. На кой черт! Хищников уничтожили напрочь. Мамонта и то скорее встретишь в подмосковной роще на Земле, чем декабра здесь.
Дежурный встал, заходил по кабине, потом щелкнул переключателем на панели:
– Вост!
– Да.
– Слушай, я просто не могу. Что-то со мной делается. Не усидеть на месте.
– Мне тоже.
– Давай спустимся.
– Давай.
Андрей быстро вышел на площадку, сел в лифт. Выскочил внизу. Дверь, брошенная рукой, громко хлопнула.
Огляделся.
Странным, непривычным все вокруг стало. Опоры башен росли будто из тумана. Свет нескольких ленточных фонарей боролся с сумерками. Таинственностью заволокло здание электростанции, брошенные жилые блоки. Андрей неожиданно почувствовал, что не знает, что там дальше, за корпусами. Должно быть, пустые горы, а теперь неизвестно что.
Вост стоял неподалеку от первой стафометрической будки.
– Ну?
– Не знаю. – Голос у Воста был хриплый. – Говорят, вот так хотелось бежать от декабра.
– При чем тут декабр?.. Скорее всего, просто одиночество. Понимаешь, на Земле человек не бывает одинок. Даже на необитаемом острове. Все равно есть окружающая планету атмосфера жизни.
– По инструкции, – Вост вдруг перешел на шепот, – мы должны быть в кабинах при угрозе землетрясения.
Туман сгущался, он лег полосами.
Второй дежурный схватил Андрея за руку:
– Слушай.
Странный звук возник и приблизился. Что-то вроде конского топота.
– Лошадь?.. Хотя какая тут может быть лошадь?
Они вглядывались в полосы тумана. Все стихло. Только в двух прозрачных будках стафометров – одна напротив другой – из распахнутых дверей доносилось негромкое тикание счетчиков, отмечавших боренье подземных сил глубоко внизу под почвой.
Какая-то тень возникала в молочной мгле, крупная, высокая, и у обоих одинаково разом сжалось сердце. Зловещим было это существо с раскачивающейся походкой, длинной мордой, мускулистыми передними лапами, которые висели вдоль тела.
Декабр!.. Действительно декабр.
Зверь шел наобум, пошатываясь. Большие глаза, одновременно и жалобные и злые, глянули на затаивших дыхание Воста и Андрея пусто, слепо и не увидели их. Чуть полыхнувший ветерок донес запах гниения, свалявшейся шерсти, какой-то тоски.
– Люди уходят, а он пришел, – прошептал Вост. – Он почуял, что мы уходим.
Декабр вел себя как пьяница, вдруг пробудившийся в незнакомом месте, в одиночестве. Попавший с окраины в центр ночью, так что все непонятно кругом, нигде ни души и не у кого спросить дорогу. Он смотрел и не видел, не признавая окружающее своим. В десяти шагах от Андрея он опустился на передние лапы – когти сложились в копыта, – скакнул, но неловко, косо. Поднялся опять и нырнул в туман. Стук его шагов удалялся постепенно, поворачивая вправо, к жилым блокам.
– Он слепой, – сказал Вост. – Может быть, ему сожгли глаза из пистолета.
Андрей помотал головой.
Не в этом было дело. Декабр просто не видел при искусственном свете – это выяснили еще при первых встречах. Но он перекрывал свою слабость развитым слухом и обонянием. Колонистам начальной эпохи не удавалось укрыться от него нигде. Хищник взбирался по отвесным каменным стенам, быстрый и верткий, как паук, цепляясь когтями за малейшие неровности. Он вламывался в окна, его не могли остановить даже металлические решетки. Начав охоту, он убивал обязательно, если прежде не успевали убить его.
Стук копыт приближался теперь, но с другой стороны.
– Сейчас он учует, – сказал Андрей. – Ветер от нас.
Декабр вновь возник из тумана совсем рядом, и Андрей, не успев понять, что делает, очутился в кабине лифта. Стукнула дверца, чуть зашелестел подъемник, и тут же человек услышал скрежет внизу. Декабр взбирался по